– Не понимаю я, – усмехнулся Пашков. – Вроде бы бедные люди стоят. Может быть, даже жертвы буржуазии, – обвел он жестом друзей. – А бабка Редкозубова милицией угрожает. Страшно все-таки далека она от народа.

– Знаете что, – посмотрел на друзей Олег. – По-моему, отношение бабушки Редкозубовой к угнетенным массам мы можем обсудить и потом. А сейчас надо в темпе сматываться, пока сюда и впрямь милиция не пожаловала.

Пашков вызвал второй лифт. Четверо бомжей спустились на первый этаж. Бабки Редкозубовой видно не было.

– А вдруг она на улице возле подъезда нас караулит? – с опаскою произнес Темыч.

– На прорыв и бегом, – скомандовал Олег.

Отворив кодовый замок, ребята резко раскрыли дверь и пулями выскочили на улицу. Вслед им неслась хриплая брань. Олег обернулся. По спине у него побежали мурашки. Анастасия Кельмановна стояла рядом с хозяином самой свирепой собаки в их доме – стаффордширского терьера Феди.

Сам Федя тоже не замедлил явиться. Выскочив из-за угла дома, он с хищным рыком пустился в погоню за «бомжами».

– Лови! Так их, Федя! – напутствовала пса добрая бабушка Редкозубова.

– Ребята, стоп, – скомандовал Олег. – Иначе он действительно нас разорвет сейчас в клочья.

Друзья послушались, хотя совсем не были уверены, что поступают правильно. Судя по свирепому виду несущегося прямо на них Феди, остановка лишь ускоряла драматический исход. Темыч уже мысленно прикидывал, сколько швов и на какие именно части тела ему в самом скором времени будут накладывать на операционном столе. Но тут обстановка переменилась, и причем самым решительным образом.

Подбежав к Олегу, стаффордширский терьер внезапно перестал рычать. Теперь он ласково поскуливал и облизывал Олегу руку.

– Федя, Федя, – потрепал пса за ухом Олег. – Хороший пес. Это лучший друг Вульфа, – сообщил он друзьям. – Они вместе выросли.

– Дай я тоже его поглажу, – обрадовался Женька.

Однако стоило ему протянуть руку к Феде, как тот коротко, но выразительно рыкнул.

– Не вздумай, – предупредил Олег.

Но Женька и без этого уже осознал собственную ошибку.

– Федя, фу! Федя, ко мне! – послышался недовольный окрик хозяина.

Ребята вполне разделили его чувства. Кому же будет приятно, когда твоя собака «братается» с бомжами! Федя, виновато взглянув на Олега: мол, поболтал бы с тобой еще, да зовут – кинулся к хозяину.

То, что произошло дальше, показалось ребятам почти нереальным. Недружелюбно косясь на «бомжей», бабушка что-то сказала хозяину Феди и потрясла в воздухе палкой. Пес, явно восприняв ее действия как угрозу здоровью и жизни хозяина, вцепился в палку и повис на ней.

Бабка Редкозубова завизжала. Можно было подумать, что Федя вцепился не в палку, а в нее саму. Однако палку Анастасия Кельмановна не выпустила.

– Ребята, сматываемся, – сказал Олег. – Иначе, боюсь, будет поздно. А чем это закончилось, я позже у Фединого хозяина выясню.

– Боюсь, у бабки Редкозубовой появился еще один классовый враг, – уже сворачивая на Большую Спасскую улицу, сказал Пашков.

– И это, конечно, Федя, – расхохотался Женька.

– Все верно, – произнес политически подкованный Темыч. – Имя, правда, у Феди русское. Зато порода иностранная. Значит, враг.

– Теперь, – посмотрел на часы Олег, – бегом. Иначе объекты упустим.

Зинаида Николаевна была, как всегда, точна. Ровно в одиннадцать она показалась из подъезда и, усевшись за руль «Мерседеса», умчалась.

– Такие люди и без охраны, – сказал Темыч.

– И что характерно, «хвоста» за ней пока нет, – пристально оглядел окружающий пейзаж Олег. – Темка, пошли к аптеке. А вы, ребята, смотрите в оба, – перевел Олег взгляд на Женьку и Лешку. – А то тетю Тоню упустите.

– Погоди, Олег, – шепнул Пашков. – Вы все-таки по дороге проверьте, нету ли где этого типа, который за Машкой следит.

– Проверим, – пообещал Олег.

Они с Темычем удалились в сторону Красных Ворот. Пашков и Женька, изображая усталых бомжей на лавочке, ждали появления Антонины Васильевны.

Бабушка Школьниковой почему-то задерживалась.

– Что-то мне стало немного холодновато, – вскоре начал ерзать по лавочке Пашков.

– А мне нормально, – с довольным видом сказал Женька. – Классный у предка тулуп.

– Конечно, – с завистью поглядел на друга Пашков. – Хитрый ты, Женька. Если твой предок в этом часами сидит у проруби…

– А кто тебе мешал потеплей одеться? – ответил долговязый мальчик.

– Так я ведь рассчитывал быть в основном на ходу, – объяснил Лешка. – Вот и постарался, чтобы одежда не сковывала движений.

– Зато тебя сейчас мороз скует, – усмехнулся Женька.

Тут, на Лешкино счастье, в дверях показалась Антонина Васильевна. Не обратив никакого внимания на двух «жертв приднестровских боев», она бодрым шагом направилась к Большой Спасской улице. «Жертвы» еще чуть-чуть выждали.

– Слежки пока не видно, – наконец, сказал Женька.

– Я тоже не замечаю, – откликнулся Пашков. – Пошли, что ли?

– Давай, – вскочил на ноги Женька.

И два «ветерана бомжового движения» заковыляли следом за Антониной Васильевной. Через каждые два шага то один, то другой из них оглядывался, самым внимательным образом изучая окружающую обстановку.

Не достигнув даже угла Докучаева переулка, Антонина Васильевна завернула в аптеку.

– Пойдем за ней? – посмотрел Женька на Пашкова.

– Забыл, как мы с тобой сейчас выглядим? – решительно воспротивился тот. – Да если мы с тобой только сунемся внутрь, вся аптека на уши встанет. И тетя Тоня уж обязательно обратит на нас внимание. А так она пока даже ничего не заметила. Классная маскировка.

– Мне тоже нравится, – пощупал заклеенный глаз Женька.

– Слушай, – вдруг охватило беспокойство Пашкова. – А чего это она в эту аптеку поперлась? У них в доме лекарств вагон и маленькая тележка. Самых новых и самых лучших.

– Так это, наверное, Машка специально дала ей задание, – пришло в голову Женьке. – Чтобы нам следить было удобней.

– Наверное, ты прав, – кивнул Пашков.

– Ты, Лешка, осторожней, – предупредил Женька. – Иначе парик потеряешь.

– Нет. Он плотно сидит, – тут Пашков вздохнул. – Вот только все-таки жаль, я шапочку не надел. Холодновато сегодня.

– А говорил: «Хочу быть лысым! Хочу быть лысым!» – передразнил его Женька.

Дверь аптеки распахнулась. Бабушка Школьниковой, снова не удостоив даже беглым взглядом двоих бродяг, прошествовала на Большую Спасскую.

– Вот что значит четкий расчет, – заявил Лешка. – Мы с тобой, Женька, сейчас относимся к числу совершенно незаметных людей.

– И цивилизованному обществу до нас нет никакого дела, – подхватил Женька.

Словно стремясь опровергнуть его утверждения, цивилизованное общество в лице Антонины Васильевны вдруг обернулось и посмотрело прямо в глаза Пашкову. Затем бабушка Школьниковой покрепче прижала сумку к груди и, заметно ускорив шаг, почти бегом устремилась к продовольственному магазину.

– По-моему, все же заметила, – растерянно посмотрел Женька на Пашкова.

– Делов-то, – ничуть не расстроился тот. – Главное, что не узнала. А замечаешь ты бомжей на улице или нет, какая разница.

– Никакой, – успокоили его слова Женьку. – Впечатление от таких бомжей тут же улетучивается.

– А потом, – не упуская из поля зрения бабушку Моей Длины, продолжал Пашков. – Мало ли куда мы идем. Бомжам, между прочим, тоже есть надо.

– Верно, – подтвердил Женька. – Кстати, может, мы с тобой тоже чего-нибудь купим? Так сказать, про запас. Кто знает, сколько времени нам еще за ней таскаться.

– Все зависит от обстоятельств, – ответил Пашков.

Как вскоре выяснилось, обстоятельства были против Женькиного желудка. Не успели ребята проникнуть следом за бабушкой Школьниковой внутрь магазина, как та стремительно выскочила обратно на улицу.

– Чего это она? – изумился Женька. – Даже толком не посмотрела, что продается.

– А ты видел, какая очередюга? – указал на кассы Пашков. Из трех работала лишь одна. Возле нее столпилось человек десять. – Наверное, тете Тоне стоять неохота. И она решила пойти в другой магазин.